Мы учим детей молиться, рассказываем им о Спасителе — в общем, вроде бы даем им необходимый набор информации. По идее должно сработать. Все, конечно же, помнят о том, что личный пример жизни в Боге значит больше, чем любые слова. Но что это значит на практике? Что именно в жизни отца и матери приводит ребенка к мысли о том, что без Бога жизнь лишена смысла?

 

Лучше всего на эти вопросы ответить с помощью доказательства от обратного. После революции 1917 года вдруг выяснилось, что далеко не всегда дети священников оставались христианами. Известный писатель Варлам Шаламов, выросший в семье священника, подробно описывает свое детство в автобиографической повести «Четвертая Вологда». Местами ее очень тяжело читать — писатель рассказывает о том, как и почему он стал неверующим. Главным виновником он называет родного отца — священника Тихона Шаламова, служившего в кафедральном соборе Вологды. В чем, по мнению сына, ошибался отец Тихон?

 

 Отец Тихон Шаламов

 

Варлам Шаламов, самый младший в семье, стал писателем. Как и Солженицын, он писал о жизни в советских лагерях, в которых провел шестнадцать лет своей жизни, но в отличие от более известного автора «Архипелага ГУЛАГа», Шаламов в своих книгах не стремится быть поучительным и делать выводы о системе. Просто правдиво рисует с натуры: «Со своей стороны я давно решил, что всю оставшуюся жизнь я посвящу именно этой правде». Талантом рассказчика его наделил Бог, и тем обиднее, что писатель так и не стал христианином.

 

В детстве Варлам тянулся к отцу. Вспоминая его, Шаламов перечисляет множество деталей. Кажется, что он запомнил все привычки отца и его предпочтения. Утренний чай, шелковые рясы лучшего покроя, занавески на всех окнах, потому что «отец не любил штор». Фразу «царство отца» он употребляет и по отношению к аптечке отца и к книжному шкафу. Отец доминировал в семье, но отношений с детьми выстроить не смог. Характерная фраза: «Старший мой брат Валерий был ничтожеством», — и дальше объяснение Шаламова: «Отец совершенно подчинил его волю своей».

 

В чем корни глубокой неприязни Шаламова к собственному отцу? Судя по всему, все началось с насмешек со стороны отца. Ребенок болел насморком, как выяснилось потом — из‑за врожденной аномалии, неправильно сросшейся перегородки в носу. Отец же считал его насморк следствием невнимательности сына, который не обувается, когда это нужно. И обзывал его сопляком. Может, другой мальчик, с более твердым характером, это воспринял бы спокойно. Но Варлам был ребенком, как сказали бы теперь, «тонкой душевной организации». К тому же, оскорбления отца были постоянным спутником взросления мальчика. Он рос в ощущении того, что человек, благодаря которому он появился на свет, презирает его. Это очень тяжелая ноша.

 

Согласитесь, очень тяжело полюбить Бога, если Ему служит человек, который тебя и твою мать презирает. Можно невольно прийти к мысли о том, что, если я тоже буду верующим, то стану таким же. Может, в этом корни неверия младшего Шаламова?

 

Надежда Шаламова и Варлам

 

ВЕРА И МОЛИТВА ОТЦА

 

Рассказывая о том, что не верит в Бога, писатель добавляет: «Я горжусь, что с шести лет и до шестидесяти я не прибегал к его (Бога) помощи ни в Вологде, ни в Москве, ни на Колыме».

 

Любой священник всегда молится. Видел молитву своего отца и Варлам Шаламов. Вот как он ее описывает. «Отец молился всегда очень мало, кратко — минуту, не больше, что‑то шептал привычное, пальцы обеих рук не прекращали свой вечный, бешеный бег, ладони вращались, кружились в обычном своем вращении, и было видно, что светские мысли не оставляли его мозг. Это — молитва на ночь. Никаких утренних молитв, да еще громких, дома я не видел никогда. И почти не слыхал ни раньше, то есть во время спокойной жизни, ни позже. Возможно, когда‑нибудь он и молился. Возможно, он считал, что его служба в церкви — достаточное свидетельство его смирения, усердия. Возможно. Дома, во всяком случае, он сообщал Богу в двух словах собственные проблемы, а перед сном и вовсе не мог оторваться от мирских дневных мыслей».

 

Бывает совсем не так. К примеру, митрополит Евлогий Георгиевский, тоже выросший в священнической семье, вспоминает о домашней молитве своего отца иначе. «Бывало, засыпаешь и в полусне видишь: отец перед иконами молится. Проснешься утром — он уже на молитве, правило свое читает». Отец-священник брал его с собой в храм и учил церковным песнопениям. Мемуары митрополита Евлогия «Путь моей жизни» пронизаны любовью и благодарностью к отцу.

 

В воспоминаниях Шаламова есть и эпизод, который, как считает писатель, стал одной из причин потери веры. Одно время мальчика отправили присматривать за скотиной. Но потом выяснилось, что он не может, к примеру, заколоть козленка — обычное для крестьянского быта занятие. С Варламом начиналась истерика. Даже позже, уже будучи подростком, он был крайне впечатлен сценой, в которой ему пришлось все‑таки зарезать козла по кличке Мардохей, случайно упавшего с забора и удавившего себя веревкой. Отец Тихон к тому времени постарел и ослеп.

 

«Слепой отец вышел на крыльцо, глядя на мои беспомощные попытки сделать искусственное дыхание. Стали мы делать это вдвоем — не получилось ничего, тело Мардохея чуть похолодело.

 

— Надо зарезать его быстро! Вот тычь сюда! — отец нащупал сонную артерию козла. — Режь, режь! Надо кровь ему спустить, тогда можно будет съесть.

 

Ощупью отцу удалось прирезать козла — из перерезанной артерии синеватая кровь почти не текла.

 

— Повесь его на заборе вверх ногами и сними шкуру, пока еще теплая.

 

Я снял шкуру.

 

— Голову отруби!

 

Я отрубил голову. Вот это охотничье искусство, с которым действовал отец, меня поразило. Это и есть одна из причин, почему я потерял веру в Бога. В моем детском христианстве животные занимали место впереди людей».

 

 

Конечно, не один этот эпизод стал причиной неверия писателя. Но все вместе — третирование матери отцом, его постоянные насмешки над сыном, формальное отношение к вере и к церкви как к некоему увлечению, которое помогает делать карьеру в жизни, — привело к тому, что сын священника отвернулся от Бога.

 

Неужели священник Тихон Шаламов действительно был таким черствым и деспотичным человеком, каким его описывает сын? Скорее всего, он заботился и своих детях, и о своей жене, молился о них. Но, повторюсь, повзрослевшие дети — строгие судьи, они запоминают не то, какими мы хотели стать, а какими мы были в их глазах.

 

Как же воспитать ребенка христианином? Какие уроки можно почерпнуть из истории семьи Шаламовых? Мне кажется, что, вспоминая о том, как поступал отец Тихон, нужно действовать наоборот. Если он помыкал своей женой и это стало травмой для его сына, значит, нужно вспомнить слова апостола Петра, который советовал обращаться с женщинами как «с немощнейшими сосудами». То есть — бережно, с заботой и вниманием. Если отец Тихон уделял молитве одну минуту и совершал ее небрежно, то нужно молиться искренне, уделяя беседе со Всевышним больше времени и своим примером формируя отношения ребенка с Богом. Бесспорно, что третировать ребенка, оскорблять его недопустимо. Отношения между отцом и сыном должны строиться на взаимном уважении и поддержке.

 

АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ПРИМЕР

 

Здесь пригодится опыт и других авторов. Дети и внуки писателя Николая Пестова (автора популярной в советские времена книги «Путь к совершенной радости») оставили о нем очень трогательные воспоминания. В них пример совсем другого отца. «От папы всегда веяло лаской, тишиной и покоем, — вспоминает его дочь. — Он подолгу беседовал с нами, троими детьми. Отец никогда не уклонялся от нашего воспитания, никогда не отговаривался занятиями и работой и уделял много времени детям, борясь за наши души, как за свою собственную».

 

Дочь приводит и пример ласкового обращения отца — маленькой она всегда хотела подольше сидеть у него на руках, и он никогда не отказывал ей в этом, хотя мать считала это излишеством. Николай Пестов отвечал жене: «Нельзя прогонять от себя ребенка, если он просит ласки».

 

Вроде бы, мелочь — обнимать ребенка и держать его на руках. Но именно такие проявления любви и дают один из вариантов ответа на вопрос, как воспитать ребенка верующим. Вот что пишет дочь Пестова: «Через ласку отца я познала Божественную любовь — бесконечную, терпеливую, нежную, заботливую. Мои чувства к отцу с годами перешли в чувства к Богу: чувство полного доверия, чувство счастья — быть вместе с Любимым; чувство надежды, что все уладится, все будет хорошо; чувство покоя и умиротворения души, находящейся в сильных и могучих руках Любимого».

 

Николай Пестов подавал и пример горячей молитвы, учил молиться своих детей, а потом и внуков. В мемуарах о нем они пишут как об очень хорошем отце и дедушке. Все его дети выросли христианами, и никто из них никогда не сказал дурного слова в его адрес. Ему удалось самое главное — создать атмосферу любви и заботы, стать для своих детей отражением единственного истинного Отца — Бога.

ПО МАТЕРИАЛАМ ПРАВОСЛАВНОЙ ПРЕССЫ